28 March 2015, Олег Зинцов, Vedomosti
Review (ru)

Спектакль Хайнера Гёббельса показали в Москве

Фестиваль «Золотая маска» начал проект «Контекст» с примера настоящей свободы театрального мышления

Главным (и единственным) действующим лицом спектакля «Когда гора сменила свой наряд» является хор. Но Хайнер Гёббельс поставил не спектакль-концерт, хотя 36 юных (от 11 до 20 лет) участниц ансамбля «Кармина Словеника» виртуозно исполняют в нем разнообразную музыку (от Брамса и Шёнберга до народных песен) в различных вокальных техниках. На хор возложена античная функция комментария, но не к сюжету (которого нет), а к чему-то другому. «Когда гора сменила свой наряд» – спектакль строгой формы, которая выглядит обманчиво разболтанной, и удивительной свободы, которая иронично притворяется дидактикой. Иронию тут стоит понимать в романтическом смысле – как свободное отношение автора к своему творению, и этой свободой Гёббельс делится с публикой. Хор в его спектакле – «идеализированный зритель», по выражению Фридриха Шлегеля, поэта и теоретика романтической иронии. Тот, кто задает вопросы о происходящем и сам на них отвечает. В какой-то момент все девочки-певицы садятся на стулья на авансцене и молча смотрят в зал. Проходит минута, вторая, третья, зрители начинают чувствовать неловкость, кто-то пытается хлопать. Этот элемент перформативности (разрушение четвертой стены, прямой контакт со зрителями) и определяет содержание сценического события. Хористки делятся с нами спектаклем. Обозначают, где будет происходить действие: не столько на сцене, сколько в воображении каждого зрителя. Сцена – всего лишь мастерская воображения. Лаконичные подвижные декорации (столы, стулья, разноцветные планшеты, на которых можно нарисовать пейзаж) напоминают детскую комнату. Спектакль собирается и разбирается в ней как конструктор. А театральная условность трансформируется в условность детской игры, где связи между означающим и означаемым более подвижны и свободны. Внимание зрителя цепко захвачено происходящим, но его фантазии отпущены на волю. Хористки постоянно перестраивают пространство, переодеваются сами. Ненадолго выталкивают из хоровой массы протагониста, чтобы возник диалог в форме обманчиво детских вопросов-ответов (на самом деле цитируются тексты Жан-Жака Руссо, Йозефа фон Эйхендорфа, Адальберта Штифтера, Гертруды Стайн, Алена Роб-Грийе, Марины Абрамович, Иэна Макьюэна). В чем смысл запретов. Зачем нужны деньги. Что такое смерть. «О чем мечтают юные девушки? – О ноже и крови» – это автоцитата, диалог из ранней постановки Гёббельса, использованный теперь не как парадокс, но как указание на тайну, сопутствующую взрослению, которое и становится воображаемым сюжетом спектакля «Когда гора сменила свой наряд». Но и взросление – всего лишь частный случай. А главный вопрос – что такое время? Его не задают со сцены, но он переживается зрителем. Формирует субъективную реальность спектакля, осуществляющегося не как действие, но как размышление. «Когда гора сменила свой наряд» – театр, событием которого является мысль. Не в том смысле, что, глядя на сцену, вы спрашиваете себя, что бы это значило. А в том, что подключаетесь к сформированному хором океану воображаемого. Становитесь частью Соляриса. И в этом качестве способны помыслить то, перед чем индивидуальное сознание обычно пасует. А потому ответ на вопрос, что такое время, возникает сам собой – как ощущение бессмертия. Хотя бы на тот миг, что длится спектакль.

on: When the Mountain changed its clothing (Music Theatre)